лингв.
Исторически сложилось так, что именно московский народный говор лёг в основу русского литературного языка, языка Пушкина, Толстого, Достоевского, языка русской национальной культуры. Пушкин когда-то был очарован плавностью и красотой московской речи и призывал учиться русскому языку у московских просвирен (см. просвирня). Их речь, судя по воспоминаниям современников, действительно была необыкновенно яркой, сочной и отличалась специфическими московскими чертами. Некоторые из подобных черт до сих пор сохраняются в литературном произношении как старая московская норма, другие остались в просторечии.
Речь, звучащая на улицах Москвы, напоминает лоскутное одеяло. Здесь можно услышать и типично московскую речь, и областные говоры, и русский язык с иностранным акцентом. Москва всегда представляла собой «языковой котёл», так как большую часть её населения составлял пришлый люд. Она привечает всех, а сами москвичи с давних пор славятся гостеприимством.
Москва издавна была торговым и культурным, а со второй половины XIX в. - и промышленным центром России. Московские рабочие в отличие от петербургских очень долго сохраняли связь с деревней. Ткацкие фабрики даже закрывались на время летних сельскохозяйственных работ, так как все работники возвращались домой в деревню на покос, жатву и т. п. Не удивительно поэтому, что в речи многих жителей Москвы долго сохранялись диалектные черты. Однако исконный московский говор выдержал «диалектный натиск» и сберёг свои главные особенности.
Вот лишь некоторые из них. Это прежде всего сильная растяжка предударного [а]. На месте сочетания [чн] в Москве произносили [шн]: було[шн]ая, моло[шн]ая, кори[шн]евый, лото[шн]ик, гре[шн]евая (каша). По-московски звучали слова четьверьг, перьвый, грыбы, кажный, ласка, чоринький (т. е. чёрненький), суда (вместо сюда) и др. Для московского народного говора характерны были слова-обращения мамаша, папаша, а также слова типа давеча, страшать, страмить, склизко, пужать и многие другие.